Отец Василий — человек везучий. Куда ни пойдет, обязательно найдет что-нибудь интересное. Вои в прошлом году шли мы на станцию, на электричку. Смотрим — неподалеку от платформы под лестницей сидит бабулька. Сама маленькая, совсем крошечная, да еще и горбатая. Лицо старое, острое, сухое, а глаза огромные, ясные и синие-синие. Когда мы подошли поближе, заметили, что бабулька не одна, а с маленькой собачонкой. И у той глазищи огромные. Бабака ее в платок закутала, прижимает к себе, а сама дрожит в какой-то рванине и улыбается. Хорошей мечтательной улыбкой, как будто сидит в ложе бенуара и слушает арию Каварадосси в исполнении Лемешева.
Перед ней баночка стоит для подаяния и на ней табличка: «Помогите нам дожить!»
Отец Василий посмотрел на все это, сунул в банку сотенную купюру и говорит:
— И до чего ты, милая, хочешь дожить? До страшного суда или до повышения пенсии?
А бабка ему:
— Как до чего? До смертного часа.
Отец Василий хмыкнул:
— Ну до этого мы все доживем! Ни один не пропустит! — ответил Отец Василий.
— В том-то и дело, что не все! Господь всякому определил свой час, только не всякий до него доживает. — И я боюсь, что мы с Жозефиной не доживем. Это очень непросто в наше время. — А так бы хотелось дожить! Потому что своей смертью умирать легко, а чужой трудно!
— А отчего люди не своей смертью умирают? — спросил Отец Василий.
— Да от разных обстоятельств. — От болезни, от голода, да мало ли что…
— А своей смертью от чего умирают? — спросил Отец.
— Как от чего? — От радости! Как Господь в положенный час за твоей душой придет, тогда она обрадуется сама и вылетит к Нему навстречу. Ты и не услышишь!
— Ты, мать, ставишь меня в безвыходное положение. У меня в церкви торгуют два человека свечками и третий человек там ни к чему. — Ладно, пойдешь ко мне в храм продавать?
Бабка после этих слов глазища еще больше распахнула. Заулыбалась, засияла так, что смотреть больно. Мы ее прямо с платформы и забрали. Вместе с Жозефиной. А в церковь с собаками нельзя! Пришлось нам Жозефину замуж выдать за Пантелеймона местного. Он тоже старичок. Когда баба Лиза в церкви, Жозефина ее дожидается в будке у Пантелея. Умора! Лежат в будке, друг друга греют!
С бабой Лизой торговля пошла как в песне! Все образки залежавшиеся, все крестики — все, распродалось на ура!
А этим летом выхожу из церкви — смотрю баба Лиза на скамейке сидит. Лицо такое молодое-молодое. Я как зареву во весь голос. А баба Лиза глаза открыла и говорит:
— Лена, что ты? Я все реву, не могу остановиться:
— У Вас, лицо такое радостное было, что я подумала, что вы умерли…
А она говорит: «Что ты, Леночка, Господь с тобой! Разве радость только затем нужна, чтоб от нее помереть? Она и для того, чтобы жить, тоже очень годится!
